Sirin писал(а): Куда они это тряпьё-то девали?

valera99965 писал(а):До сих пор не могу понять , что старьевщики делали со старьем ???

Sibirjk писал(а):Они сдавали свои "труды" в "Заготконторы" и т.д.

Ну вот и открылась сия тайна.

В свободном городе Новосибирске, как в любом городе, можно открыть свой музей символов, в том числе и ушедших.
Самый интересный, это молочницы каждый день с утра развозившие по домам молоко во флягах.
У нас они подъезжали с тележками к подъезду, заходили в него и с первой же площадки издавали мелодичный, дущераздирающе-громкий крик: «МА-ЛА-КО-О-О».
Слышно было в квартирах на самом верху 6 этажа.
Затем приходил точильщик, на плече нёс свой станок, тут уж мы сбегались смотреть, как летят искры из под стали.
Он тоже заходил в подьезд, а летом кричал с улицы: «А вот кому ножи точить, бритвы прааавить».
Тоже нараспев, могу воспроизвести интонацию хоть сейчас.
Народ выходил и платили копейки.
Старьёвщики приезжали не каждый день, но добыча у них была небольшая, в больших домах почти ничего не выбрасывали, У нас всё хранилось, например, в бабушкином сундуке, деревянном, зелёном, обитом металлическими пластинками крест-накрест и с музыкальным замком трень-брень, он стоял в прихожей, а над ним была вешалка и висел большой, чёрный, круглый, бумажный репродуктор «Рекорд», который никогда не выключался, и играл гимн утром и вечером.
Старьёвщики были в основном татары, приезжали на телеге, они меняли петушки на палочках, варили наверное, сами – в продаже в магазинах таких не было, их ещё на базаре продавали инвалиды.
Потом приходили погорельцы с детьми – побирались, бабушка обычно давала хлеб, благодарили.
С бабушкой Надей я ездил на Центральное кладбище свободного города Новосибирска, к дедушке Серёже и с мамой или с папой к папиным предкам.
Перед входом на кладбище сидело много нищих-попрошаек, но они не ничего просили, просто сидели на земле, и перед собой клали кепку или платок.
Бабушка давала медные монетки – у неё пенсия была колхозная, 5 рублей с копейками, надеюсь, те, кто такую пенсию организовал, горят в аду, варятся в кипящей смоле или в сере.
Однажды мы с бабушкой, как обычно, пришли на кладбище и она начала раздавать сухари – денег не было, все кланялись, а одна женщина сказала очень тихо: «Я хлебом не беру».
И тут я в первый и последний раз в жизни увидел, как бабушка, ей тогда было лет 70, залилась краской, как девчонка, и потянула меня за руку быстро дальше.
Ну и не забыть золотарей, эти приезжали с бочкой на телеге и с ведром на жерди, у нас в ограде стоял большой рубленый на кирпичном фундаменте свой дом, там жили евреи, большая семья.
Туалет у них был уличный и золотарь чистил его, вонь стояла на весь двор, правда, недолго.
С этими золотарями позднее на К.С. был анекдот на всю ЯАССР: первый президент свободной Якутии в день цветной металлургии с обратился в нашем городе на площади с поздравлением к алмазникам и золотарям, это была жёсть, хотя никто не смеялся – просто не знали, кто это такие, наверное, думали как и он, что это золотодобытчики.
Бабушка стирала и сушила бельё всему дому, кипятила воду на печи, сушила на улице и гладила чугунным утюгом с углями и каким-то образом новосибирской илите тоже, я об этом писал уже, в 90-годы, после первого съезда нардепов, я увидел по ТВ в зале тётю Ию, она в это время жила в Барнауле и работала главврачём в краевой больнице, я бабушке рассказал об этом и про то, как Егор Лигачёв сказал Ельцину, что он неправ.
Она подумала и сказала: «Я этому Юрке стирала его сраные подштанники».
Я обалдел – Да он же Егор, - Его тогда звали Юрка, он был космсомолист.
Я спросил у папы про Лигачёва, он сказал, что Юрка и Егор одно и то же, и тот был секретарём обл- или горкомитета влксм, тут я обалдел второй раз – фига се, бабушка-то у меня не простая, имела косвенный допуск к телу.
В доме было центральное отопление и холодная вода, во дворе на ул.Фрунзе были ворота с калиткой, сторож из татар ночью её закрывал, хотя с другой стороны двора был проход к Дому артистов и дальше на другую улицу и на Красный проспект.